«Антенна» (Черкассы), Олег Слепынин, 23.02.08

Чтобы узнать, что такое Россия нынешняя,
нужно непременно по ней проездиться самому.
Слухам не верьте никаким"
Николай ГОГОЛЬ, "Нужно проездиться по России", 1845

В селе Казацкое Звенигородского района Черкасщины по инициативе сельского совета и общественной организации "Пушкинское кольцо" создаётся первый в мире музей баснописца Ивана Андреевича Крылова. Как известно, И.А.Крылов прожил в Казацком три с половиной года (1797-1801). Председатель "Пушкинского кольца" писатель Олег Слепынин - постоянный автор "Антенны" - нынешним летом совершил экспедиционную поездку по крыловским местам. Мы предлагаем читателям его материал, жанр которого он определил как очерк странствий.

Однажды в паломнической поездке досталось мне в автобусе место в ряду задних сидений, по центру, как раз на печке, над двигателем; такая у старомодной машины была конструкция; в салоне жар - за сорок, из печки - под восемьдесят, это для смирения, так я себе объяснил, для смирения.

С тех пор всякое моё странствие как продолжение того, на печке, давнего (кой-какие хрящи ноют!)... Да, ещё вот что сказать надо... Это в сказке Емеля печке команды даёт. А в жизни - не покомандуешь, сама путь правит!

1. Казацкое-Тамала

Наконец: "вперёд!", - пограничник зевнул, и Россия встретила нас солнцем, выстрелившим с востока лучом по асфальту - нам под колёса; мелкие неровности дороги отбрасывали тени, как горы.

Вскормленный русской литературой, России-то я и не видел. И птицам-то любопытно глянуть на места, где зёрнышки взрастившие зрели. С Россией в сердце большая часть жизни, - не видел. Да и правда: Колыма и Москва - в чём-то и не совсем Россия, правда?.. А Украина? Тем паче, после перемола?..

И мной нынешним летом овладело беспокойство, охота к перемене... Да и когда ещё, если не в середине июля, если уж и от дел на фестиваль "Пушкинское кольцо" оторвался?! Самое время, роскошный июль! Вот и знакомый, оказалось вдруг, в Воронеж едет; место в его автобусике есть. Соблазнительно: за ночь - раз, и в центре России! А там - неси, печь, неси!

Пятнадцатого июля был я ещё в Казацком, в самой глухомани нашей коренной Украины, млеющей подсолнухами весёлыми, где мы с головой сельсовета открыли (буквально, стянув покров) символическую доску, извещающую: на сём месте будет памятный знак, посвящённый пребыванию в Казацком Крылова...

Иван Андреевич Крылов, баснописец, расплескавший гусиным пёрышком все чернила, отпущенные человечеству на жанр басни, всё царствование Павла жил-поживал в Казацком в гостях у князя Голицына, Сергея Фёдоровича, героя русско-турецкой, той самой времён Очакова и покоренья Крыма.

Из "Записок" Ф.Ф. Вигеля я, конечно, знал, что у князя С.Ф. Голицына где-то в Саратовской губернии была Зубриловка - имение, в котором до Казацкого гостил Крылов - в ту пору вольный литератор и карточный игрок.

Что ж, тема-то путешествия вполне изысканная: Иван Андреевич Крылов... Хорошо, не заглянул я тогда по недостатку времени в карту, а то б, не обнаружив Зубриловки в Саратовской, дома б остался. Да и то: как ехать? где это - Зубриловка? кто ждёт? Ответы все сплошь отрицательные: неизвестно, неведомо, никто.

Карту уж в "бусике" изучил. И ночь с 16 на 17-е застала меня в поезде с билетом от Воронежа до Ртищево. В вагоне со мной ехали одни лишь железнодорожные проводники: возвращались с какого-то совещания. К ним вопрос: где лучше выйти, чтобы в Зубрилово попасть, - в Тамале или в Ртищево? Проводники, подискутировав с отступлениями, что достойно специального повествования, открылись: толком не знают, ведь Зубрилово в стороне от ж-д. И я засомневался: туда ли еду. Но почему-то особо не беспокоило и двоение в названии: Зубриловка-Зубрилово: Зубриловки на карте нет, но есть - Зубрилово, правда не в Саратовской, а в Пензенской, хотя и недалеко от границы с Саратовской. Но... Помню, искал я как-то Николаевку, а Николаевок несколько в районе... Ладно, неси, печь!..

Вагонные проводницы предупредили: Ртищево городок приличный, а в Тамале люди не сходят.

2. Такси

В семь утра 17-го я соскочил на хрусткий щебень, в ушах звучало: "Тамала!" Это проводница будила: "Тамала! Две минуты стоим!.." Пока я озирался, взбодрённый переполохом высадки, вбирая в себя унылую притуманенную железнодорожную реальность: какие-то мутные постройки, уползающие из поля зрения вагонную зелень и застарелое мазутное пятно, думал: куда меня занесло!

В здании вокзальца кассирша охотно втолковала:

- На автобусе в Зубрилово ехать! Три раза ходит. В неделю три раза. Как раз сегодня!.. - Обнадёжив, глянула на часики, вздохнула:

- Только ушёл уж...

- А как же?

- На такси.

Пять разномастных легковых авто, старых, явно из времён советских, стояли в рядок: такси. Парни из тумана вынырнули, кто-то саблезубо на сумку глянул. Ответили: "В Зубриловку мы за четыреста пятьдесят возим". Откуда-то возник совершенно пьяный длинный юнец, руку здороваться потянул, я уклонился, да и повод: владелец красного, помятого временем средства передвижения, выглядевший среди утренних тамалинцев солидней прочих, распахнул дверцу.

- Тут у нас дорог нет, одни направления, - предупредил он, - поэтому и цена. А так - двадцать пять км...

Машина прыгала по разбитому асфальту, иллюстрируя. Зовут Владимир, работы в Тамале нет. Совхоз свиней разводил, всё разграбили. Владимир рассказывал обо всём охотно, словно б совестливо чувствуя неудобство за цену. Показал на скелеты каких-то строений: всё растащили! "...Мне пятьдесят, такие никому не нужны, только извозом и заниматься... Сын в Чечне по контракту, дочь в Пензе..." Владимир и к обобщениям был склонен: "Это только по телевизору что-то налаживается, а люди живут в такой бедноте!.. бывает и есть нечего. Вот завели в селе детей, а ума, как их прокормить, нет! По селу голодные бегают... Если кто к чему-то способен - в Пензе или Москве. А остались... - Он махнул рукой, отвернувшись к окну, а там неслись красоты - будто птицей с холма взмыли, дали зелёные, небеса голубые, облачно-солнечные. - Или пьют или кто что... А сейчас в Зубрилове москвичи - "лужковские" - скупили наши чернозёмы, хотят усадьбу голицынскую отстроить, обещали дороги..." Напевен говор. В Пензе не говорят - поют.

3. Зубриловка

Хозяйка Лида пристально смотрела, заглядывая внутрь глаз, имитируя подозрительность. Но вот ключами звякнула, по дому провела. Жили тут, - рассказала, - старик со старухой. Старуха умерла. А деда племянница в город забрала. У него пенсия ветеранская, десять тысяч! Из-за денег, наверно, и забрала... Я для сына дом купила, в армии пока. У меня-то свой на горе...

Лет сколько Лиде - не определить, труженица: коровы, огороды... Муж на Хопре погиб, прыгнул с вышки, шею сломал. "И такой хороший мужик был, такой хороший!"

Разговаривает Лида торопливо, путано, на всё жалуясь - на пьющего младшего сына, на грязь, на купленный дом (всё в нём сыплется, а отдала двадцать семь тысяч!) - речь её матерком пронизана и она то и дело себя одёргивает: "И что это я всё время матом!"

На два дня стал я обладателем дома в деревне - с рыжей собачонкой на привязи и кошкой, обрамлённой в коробке котятами.

Утром, поделившись с живностью молоком и хлебом, закинув рюкзачишко, я потянул на себя ручку... Внутренняя дверная ручка на хлипкой калитке была изысканной красоты - позеленевшей бронзы, с извивами, похоже, из разорённого дворянского гнезда. Такие же, только без зелени и фирменного клейма, я через два дня увижу в лермонтовских Тарханах. Вполне вероятно, что к этой ручке прикасались гости Зубриловки - Державин, Крылов, Баратынский... Борисов-Мусатов...

На противоположной стороне улицы стоял дедок в чём-то неопределённо драном, смотрел на меня; я поздоровался; он кивнул. В тот же миг из-за его спины устремилась ко мне серенькая собачка, зачем-то дающая крюк, не умещаясь в поле моего зрения. Она почему-то визжала как бы от ужаса и злобы. И вдруг цапнула меня в лодыжку. С запозданием я на неё шикнул, а она уж и без того ещё громче воя и скуля, оглядываясь, верно, ожидая преследования, неслась прочь, к хозяину.

- Хватанул? - не без любопытства поинтересовался тот.

...Потом, прокручивая в себе его "хватанул?", я всё отбивался от соображения, что у дедка такое вот скупое сельское развлечение. Но каков ведь ум прихотливый! Позже выяснилось, что собачонку его многие знают как кусучую. Не получилось отбиться.

Я бродил по руинам дворца. Если не смотреть под ноги, под которыми кирпичное крошево, многое можно увидеть: фасады с колоннами, катакомбного образца мрачные переходы в цоколе, купол над тремя этажами и синь неба сквозь обрешётку. Каменная лестница с разбитыми балясинами отчего-то легко воссоздаёт в воображении картину: по ковровым дорожкам - среди зеркал и ваз с цветами медленно во дворцовый зал поднимаются нарядные гости... Сто лет тому именно в Зубриловке Виктор Борисов-Мусатов создал свои удивительные полотна. Вспомнишь о них, - сразу в руинах и услышишь шум платьев... "Призраки" Мусатова - очевидное предощущение зубриловской судьбы. Мистические тоска и ужас, подрагивая, каменеют в самих мазках картины... Умер Мусатов в 35 лет, ровно через неделю после гибели Зубриловки... И так совпало, имение разграбили и подожгли в 1905-м в День Лицея; через два дня после выхода Высочайшего Манифеста. Есть письменное свидетельство искусствоведа Василия Андреевича Верещагина (1861-1931): "Во главе толпы шел крестьянин соседнего села Изнаира, белый как лунь старик, с четырьмя сыновьями... Старик шел уверенной поступью, держа икону в руках..." Но и устное предание не менее ярко: "Пьяные мужики и парни ездили в каретах вокруг горящего дворца..." Знакомая картина, как и в Казацком, разграбив, и сожгли дворец, правда, в Казацком не в пятом, в девятнадцатом. Этакая иллюстрация к басне "Лисица и Осёл": "А мне чего робеть? И я его лягнул. Пускай ослиные копыта знает!"

При Советах Зубриловка ожила. Дворец как-то отремонтировали. Существовала здесь коммуна, был дом отдыха и госпиталь. А потом - санаторий для лёгочников. Ещё и в 1970-е средь дубов по аллеям, посыпанным песочком, как живописуют старожилы, гуляли люди, песни под аккордеон пели... Потом признали дворец аварийным, закрыли, и зубриловцы стали потихоньку его разбирать на полезный в хозяйстве кирпич.

4. Именины князя Сергея Голицына

Филипп Вигель: "В проезд наш чрез Москву обедал у нас молодой, великий господин, князь Федор Сергеевич Голицын, и взял с моих родителей слово отпустить меня в их деревню к 5 июля, дню именин отца его..."

Ну да, вот так совпадение! волею судьбы попал и я в Зубриловское имение 18 июля, по старому это 5-е, День обретения честных мощей Преподобного Сергия, игумена Радонежского. Когда-то в этот день здесь было множество гостей, служилась литургия, пели "Многая лета", ломились столы... Где-то здесь его гробовая плита.

Ещё с утра обошёл я дивную белокаменную Спасо-Преображенскую церковь, о которой знал, что построена она "иждивением князя Сергея Федоровича" в 1796 г. Конечно, очень бы хотелось и внутрь попасть. Но как: настоятель отец Николай приезжает раз в неделю; в Тамале живёт с тех пор, как здесь его дом кто-то пытался сжечь. В администрации подсказали: найдите Нину Григорьевну Редькину, у неё ключ.

Ей восемьдесят три; нельзя оторваться от дивных глаз её: как бы небеса в них нездешние, словно б тучи в них лучезарные... Спросил: вы староста? Нина Григорьевна задумалась, улыбнулась рассеяно: "Ну, наверно... Всё прошусь у батюшки, чтобы меня отпустил. А он: потерпи, надо ещё святым послужить... Наши-то зубриловские в церковь не очень ходят..."

Я спустился в нижний придел храма; полумрак, из небольших окошек слаб свет. У входа - треснувшая могильная плита, разобрал: Мария Сумарокова... Мария - племянница известного писателя, она всю жизнь прожила у Голицыных; была и в Казацком, потом переписывалась с Крыловым... Могила Сергея Фёдоровича справа от алтарных ворот; слева - сына его, Фёдора Сергеевича... Ещё с десяток могильных плит. У одной из стен вспышка фотоаппарата выхватила остов-каркас от раки, святые мощи хранились... И узнать не у кого.

Племянник Нины Григорьевны - Владимир Иванович Козлов вызвался показать парк. Простодушно рассказывал: "Был я после отмены советской власти первым главой администрации Зубриловки... Избрали! Думаю, нужно церковь открыть. А как? Приехал в Москву, прихожу в Дворянское собрание. Там на приём очередь. Меня один спрашивает: ты откуда? Говорю, из Зубриловки. Как услышал, меня вне очереди. Захожу, сидят дворяне, обычные русские люди, только вежливые, хорошие люди. Говорю, я из Зубриловки. Они: это ты правильно говоришь - Зубриловка, а не Зубрилово. Что хочешь? Объяснил, они говорят: знаешь, в этом мы поможем! И действительно, скоро из Пензы приехал отец Яков, фамилия Рыбич. Отрыл я перед ним двери. Он как заглянул - а там доверху всё хламом забито. Склад там был. Он: ох, что же нам делать?! Говорю: Вы, отец Яков, не беспокойтесь так-то уж сильно. Что-то придумаем. А что ж тут думать, он говорит. Расстроился. Уехал. А тут у нас тюменские нефтяники пионерский лагерь построили. Я к ним, к директору, хороший мужик, так и так. Он: помогу, только ты никому не говори, что мы церкви помогаем, а то накажут. Время ещё такое было. Пообещал - сделал. Приезжает отец Яков, ну, вздыхает, давай посмотрим, что ж тут всё-таки можно сделать и куда всё это. Я ему ничего не говорю, дверь открываю, а он глаза поднимает и: что это? как это?! Я как бы ничего не знаю, на него смотрю. А что, говорю, такое, батюшка? Он: да как же, тут доверху было... И рассмеялся, говорит: это ты всё устроил! Молодец... Скоро и служить стал... Я с кем хочешь договорюсь, а что, язык у меня с собой и подвешен неплохо..."

5. Пещеры

После Зубриловки и Тархан занесла меня печь в город Наровчат, что на речке Мокша, в леса глухие, на границу с Мордовией. Влекли меня пещеры... Под Наровчатом (кстати, это родина Куприна) монастырь красивейший, называется Свято-Троицкий Сканов. Попал я к его стенам, - солнце красное садилось; резные белые плоскости высокого пятикупольного храма и высокой - вровень с храмом, но отдельно стоящей - колокольни окрашены были розовым, что в сочетании с тёмно-малиновой прорисовкой стен и на фоне пронзительно-синего неба душу тихой радостью трогало. В монастыре я и переночевал. Если не знаете, скажу: при монастырях, как правило, гостиницы имеются, если и без джакузи, то с крышей над головой, хотя и не обязательно.

С отцом Михаилом, который служил в Троицком соборе утреннюю, мы случайно встретились неподалёку от пещер, я только лишь спустился из них. Утром он был в золоте, теперь - в старенькой застиранной рясе. Его молодые глаза светились живым умом; разговорились: "Вы, наверное, видели кельи, проходы?.. Основаны пещеры по образцу Киево-Печерских. Монахи рыли киевские... Как сюда из Киева попали? Да как... Уходили, странствовали. Вот был голос Александру Свирскому: "Иди, Александр, на реку Свирь". И пошёл в непроходимую пустынь, в дебри, в глушь. А сейчас вон какой монастырь! Я всё время в дороге, на разных приходах... Подвозил как-то служителя ФСБ. Он рассказал о здешних пещерах, что как-то в них нашли много простреленных пулями черепов. Говорит, никто и не знал. Но ясно, расстреливали уже в наше время, в пятидесятые и позже. Место глухое, кого и откуда привозили - неизвестно. Они тогда выставили охрану, пещеры опечатали; никого не пускали. А когда всё расчистили, только тогда открыли...

Когда мы сюда лет 13-14 назад приехали, никакой лестницы на гору не было, дождь шёл, по грязи вверх поднимались. Я ребятишек одного подмышку, другого за руку и лезем, за ветки хватаемся. На месте входа наверху была яма, а в глубине норка. По глине сползаешь в нору, скрючившись в три погибели, пролезешь, только там можно распрямиться... Был здесь подземный храм, а на нижнем ярусе пещер - озеро; считается, что там всё завалено. Но один наш батюшка как-то туда добирался, он такой шустрый... Говорит: всё видел, там очень красиво... Монахи в старину как жили? Все на Великий пост уходили в пещеры, весь монастырь. По воскресеньям собирались в храм подземный, служили литургию, причащались. Потом спускались к озеру, зажигали свечки и читали Иисусову молитву в безмолвии. Такая там бывала благодать... Помню, в первые годы место было исключительно благодатное. Час там сидишь - и неохота уходить. И ребятишки не просились. Притихнут, сядут, на свечки смотрят. Воздух такой... какой-то необыкновенный. Намоленность...

Причём здесь, спросите, Крылов?.. Да нет, ведь не спросите.

6. Проигранный матч

Трансформировалась в свой час печь, мною придуманная, в экспресс Москва-Петербург. Проводница, зайдя в купе, порадовала фразой: "Продолжим наше знакомство на уровне финансово-денежных отношений" - бельё принесла. И потом всю ночь по составу бродили фанаты "Зенита", пьяные, донельзя огорчённые проигрышем "Спартаку". Кто-то сделал кому-то замечание, мол, ночь, чего орёшь, придурок. Фанат расслышал так, что это сочувствие его горю, доверительно проговорил: "Знаешь, в Питере столько бандитов, и ведь никто не закажет этого козла N!" Из контекста следовало, что N - игрок "Зенита", который завалил игру...

Но вот, вот что ещё сказать надо: впечатлила душевная общительность всех, встреченных в странствии... Заметив это, нужно упомянуть и о вкраплениях живой угрюмой злобности, иначе и не ясно, где ж пугачёвские энергии таятся. В очереди на пензенском автовокзале, как и заведено, я уточнил у парня: "Ты последний?" Он быковато, с каким-то исподлобным бешенством глянул, помолчал и презрительно, как бы сплюнув, кивнул на окошечко кассы: "Сюда, что ли?" - "Сюда" - я аж проснулся, а то спал на ходу. "Ну, я!" - ответил он и отвернулся.

...В пять я вышел на Невский и двинулся к Лавре. Любопытную сцену представляет собой Невский в пять утра!.. Через час я уже досыпал в монастырской гостинице меж чистых простынок. А в девять стал собираться в Приютино.

7. С.-Пб

Нынче Приютино словно б укрыто шапкой-невидимкой, из-под которой на дорогу нехотя выглядывают какие-то мрачные, проросшие травами краснокирпичные руины. Мимо грязненького забора проносятся машины, поток машин - на Всеволжск, поток - на Питер, а где-то совсем рядом по песчаным дорожкам прогуливаются дамы в белых шляпах, где-то здесь за забором на аллее Пушкин, ищущий руки Анны, здесь Крылов, скрипящий пером в апартаментах над банькой... А вот и Константин Батюшков читает о приютинском доме, обрывки долетают: Есть дача за Невой / Верст двадцать от столицы,/ У Выборгской границы... / ...Поэт, лентяй, счастливец / И тонкий философ, / Мечтает там Крылов / Под тению березы / О басенных зверях...

Говорящее название - Приютино придумала Елизавета Марковна, жена Алексея Николаевича Оленина (1763-1843). О нём, душевнейшем человеке, президенте Академии художеств сказано: "Нет биографии отечественного писателя, от Державина до Пушкина, в которой не было бы страницы, посвященной памяти Оленина; не было художника и артиста, которого Оленин обошел бы своим вниманием или не принял радушно в своей гостиной".

Директор музея "Приютино" Леонид Викторович Мазур, внешне похожий на добродушного сказочного разбойника, показывает место, где стояла господская баня, над которой располагались покои Крылова. Рука его чертит в воздухе - над оврагом, в котором лоснятся мокрые травы, зелёные кусты и розоватые цветы, - некую пространственную фигуру: здесь где-то обитал Крылов... И на миг растворяется шапка-невидимка, и я вижу двух-этажный дом, балкон в длину трёх окон и Крылова чему-то потирающего руки, сочинил, знать, что-то, ай да Крылов!..

В 2003-м, накануне торжеств в честь 300-летия С.-Пб, в Пушкинском доме взорвался огнетушитель, при этом он пробил стену, за которой располагалось хранилище рукописей... В СМИ мелькнуло: "Уничтожен крупнейший в России архив русского писателя, баснописца Ивана Андреевича Крылова..." Неужели всё погибло? Скажу сразу, в Пушкинском доме от меня отбились более успешно, нежели от огнетушителя. Заверили, что все рукописи Крылова восстановлены и как только осенью откроется читальный зал, так и с удовольствием всё покажут. Посмотрим. Там, в частности, хранилась тетрадь, в которую самолично Крыловым было записано сорок девять басен. Хорошо бы в музей Казацкого фотокопию.

Прощальный вечер. Летний сад - умное лицо Крылова. Басенные звери вокруг.

Поклонившись на прощанье гостеприимной Александро-Невской Лавре, пройдя меж двух некрополей, на одном из которых чёрно-мраморный памятник с крестом и надписью: "Иван Андреевич КРЫЛОВ Родился 2 февраля 1768-го. Скончался 9 ноября 1844-го", я исполнил задуманное.

Мне хотелось увидеть и прочувствовать Русь из глубины, и я, как мне кажется, увидел и не разочаровался. Россия предстала передо мной в какой-то своей исключительной хрустальной чистоте... Не верьте никаким слухам.