Нодар Владимирович Думбадзе родился 14 июля 1928 г. в Тбилиси. Родители его были репрессированы в 1937 г. Рос у родственников, в деревне Хидистави в Западной Грузии. По окончании средней школы поступил в Тбилисский университет на экономический факультет. Университет окончил в 1950 г. Несколько лет работал в университете лаборантом. С 1957 г. переключается целиком на литературную работу, работал в журналах "Цискари" ("Рассвет"), "Нианги" ("Крокодил"). С 1962 по 1965 г. был сотрудником сценарного отдела на киностудии "Грузия-фильм". В 1965 г. вновь вернулся в журнал "Нианги", где работал главным редактором до 1973 г. Среди наиболее известных его произведений романы: "Я, бабушка, Илико и Иларион" (1960), "Я вижу солнце" (1962), "Закон вечности" (1978), киносценарии "В добрый путь" и " Зов" (1973).
Cкончался Нодар Думбадзе 14 сентября 1984 г. в Тбилиси.
Стриженый мальчуган с нанизанными на прутик бычками в руке стоял, понурив голову, под липой, печальными глазами разглядывал свои облепленные грязью голые ноги и думал: "До чего же этот старик похож на моего отца! Седые волосы... Черные брови... Широкий нос... Красивые глаза... И голос - низкий, приятный... Если закрыть глаза, можно представить, что он - мой отец!.."
И мальчуган зажмурился.
- Вот поэтому-то я и пригласила вас, уважаемый мой Кишварди!.. Нет больше моих сил! Совсем отбился от рук, негодник!.. Все дети как дети - с книгой не расстаются, а он знай себе день и ночь ловит этих бычков!.. А что он выкинул третьего дня?! Бросил в наш общий - с Гоподзе - колодец огромный арбуз! Арбуз лопнул, и вот уже неделю две семьи вместо воды пью компот!..
- Убей меня Бог! Это правда, мальчик?! Уж не беспокойтесь, уважаемая Юлия! Вот как заберу его в Гурию, да как повешу за ногу на чинаре - напляшется он у меня!
- Не знаю, за что вы его там повесите, но я так скажу: счастливая его мать, не пришлось ей глядеть на этого негодника. И отец его тоже, между прочим, счастливый...
- Как вы полагаете, уважаемая Юлия, не будет, значит, с ним сладу?
- Не знаю, ничего я не знаю... Судите сами: послала я его недавно на мельницу... Пуд отборной кукурузы унес, изверг, а вернулся с пятью фунтами муки в мешке. Остальное отдал, оказывается, непутевым детям Валико Кухалашвили! "Много их в доме, говорит, живут впроголодь..." Каково, а?!
- Убей меня Бог! Это правда, мальчик?!
- Это еще что! Позавчера он да дружок его - босяк Кукури Угулава - прокрались в сад - подумать только! - своего же учителя географии Датико Цверава, нарвали персиков и выменяли их на табак! Каково?!
- Убей меня Бог! Это правда, мальчик?!
- Да что вы заладили - "правда?", "правда?!", что же, по-вашему, я вру?
- Что вы, что вы, уважаемая Юлия! Это я к тому - неужто для него нет спасения? Неужто он пропал совсем?!
- Нет, почему же... Спасти его, конечно, можно, но это свыше моих сил... Здесь нужна крепкая, мужская рука!..
- Да вот, пожалуйста, полюбуйтесь на него: мы тут убиваемся, а ему хоть бы хны! И в ус не дует!
А мальчик стоял под липой с закрытыми глазами и думал: "Устала бедная моя бабушка Юлия... Какой у нее раньше был приятный голос, а теперь во какой злой!.. А может, это мне так кажется? Этот - дед, что ли? - говорит так спокойно и приятно... Да, видать, устала она... Эх, хоть бы сейчас она не послала меня с этим - дедом, что ли? - а впредь я никогда не обижу ее, никогда!.. Лишь бы не послала... Лишь бы не послала..."
- Сирота он, уважаемая Юлия... Кроме розг, ему и ласка нужна...
- Сирота сироте рознь! Много он понимает в ласке! Ласка...
- Это правда, мальчик?! А вот как заберу его в Гурию, да как повешу за ногу... Когда его забрать, уважаемая Юлия?
- Да хоть сейчас! Долго ли его снаряжать?
- Как же так... Мальчишка гол как сокол...
- Таким я и привезла его в прошлом году из Авчала, уважаемый Кишварди... Может, прикажете справить ему чоху с позументом?
- Бедный мой мальчик!
- Откушали бы перед дорогой, уважаемый Кишварди...
- Да нет, не беспокойтесь, уважаемая Юлия... Закусим в Самтредиа, а там и до дому рукой подать...
- Воля ваша... счастливого вам пути...Да хранит вас святой Георгий!..
- Дай Бог вам счастья, уважаемая Юлия!..
- Ну, так до свидания, уважаемый Кишварди!
- Всего вам хорошего, уважаемая Юлия!
Сия приемо-сдаточная процедура произошла в августовский полдень 1938 года в местечке Хони между имеретинской бабушкой - то есть матерью матери Нодара Ломджария, уважаемой Юлией Микеладзе, и его гурийским дедом - то есть отцом отца, уважаемым Кишварди Ломджария.
А спустя час мальчик, то есть Нодар Ломджария, рожденный 14 июля 1928 года в городе Тбилиси в семье служащего, плелся, словно теленок на веревке, за дедом, понуро шагавшим по раскаленной, пыльной дороге...
Мальчик - загоревший, с взъерошенными волосами - стоял, опершись на заступ, под чинарой, грустными глазами разглядывал свои облепленные грязью голые ноги и думал: "Как она состарилась, согнулась за один год! Лицо - одни морщины... Голос какой-то сиплый. И все же она похожа на мою мать - молодую, красивую, нежную, кареглазую, добрую мою маму. Похожа и волосами и походкой... Если закрыть глаза, можно представить, что она - моя мать!"
Но мальчик не зажмурился. Мальчик испугался.
- Потеряла я покой, уважаемый Кишварди! Призрак несчастной его матери мерещится мне во сне и наяву... Голос собственной совести преследует меня...
С тех пор как вы взяли его с собой, хожу я опустошенная, словно сердце вырвали из груди... Верните мне моего ребенка, уважаемый Кишварди!...
- Гм, ребенком он был тогда, когда я взял его от вас. Теперь он - мужчина, и пусть решает сам. Захочет вернуться к вам - я не стану его удерживать.
- Обижен он на меня... Если кто и сумеет помирить его со мной, то только вы, уважаемый Кишварди. Человек вы мудрый...
- Не отпускайте меня на тот свет с грехом на душе! Как же я там взгляну на его мать?!
- Э, уважаемая Юлия, это еще вопрос - кто из нас отправится туда раньше. А каково мне будет глядеть на его мать и отца, если я опережу вас?
- Не дай вам Бог смерти, уважаемый Кишварди!
- Мальчик - он и поле мое, и виноградник, и мельница, и могила, и надгробный камень... Нет, не отдам его, хоть убейте меня!
- Ну так я убью себя! Вот здесь, перед вами!
- Господь с вами, уважаемая Юлия, что вы такое говорите!... Пойдешь с ней, мальчик?
- Да разве он признается? Он же стесняется вас!
- Это правда, мальчик?
- Ему материнская ласка нужна, уважаемый Кишварди! Постирать, погладить, выкупать, спинку потереть, причесать... Разве вы можете заменить ему мать?
- Ну, это как сказать... Ухаживал я за ним до сих пор, слава Богу, неплохо... Вас, по крайней мере, на помощь не звал...
- Не спорю, не спорю, уважаемый Кишварди! Но все же... Ноги мальчику перед сном помыть, в школу за ним бегать... Не мужское это дело!..
- А он и на нашу школу не в обиде... Это в вашей школе его зверем нарекли, да и вы, помнится, согласились с этим... А он не зверь вовсе...
- Почему у меня язык не отсох тогда!
- И не думайте, что он у меня превратился в ангела или перестал красть персики!
- Пусть крадет на здоровье!
- Или, думаете, он перестал раздавать муку?
- Да Бог с ней, с мукой-то! Все мое принадлежит ему! Пусть хоть сжигает, разве я против?
- И курит, стервец!
- Это правда, мальчик?
- Вы меня, меня спросите! Опустошил и карманы мои, и кисет!
- Ну и пусть курит себе на здоровье! Ведь сами сказали - мужчина он!
- Потерпите еще месяц. Вот получу премию за шелковичные коконы, приодену его... Не пойдет же он к вам этаким оборванцем!
- Вы только отпустите, а одеть, обуть его - это уже моя забота! С себя сниму, а его одену!
- Гм, очень подойдет ему ваше!
- Конечно, вам - шутки шутить, а у меня сердце кровью обливается!
- Я ведь сказал, уважаемая Юлия: он уже взрослый. Пусть решает сам!
- Вы для него - все равно что икона для верующего, и каждое ваше слово - все равно что проповедь Божья... Скажите ему, уважаемый Кишварди!...
- Побойтесь Бога, уважаемая Юлия. Как же это я скажу своей плоти и крови - уйди, мол, из моего дома?!
- А я разве чужая ему? Разве он не моя плоть и кровь? Может, всего год осталось мне жить! Умоляю вас, не убивайте меня раньше срока, подарите старушке этого мальчика!
- Уважаемая Юлия!
- На колени, на колени стану перед вами!..
- Да Вы что! Встаньте ради Бога!.. Будь по-вашему!..
- Великий Боже, ниспошли ему счастья и радости!
- Не видать мне больше радости и счастья...
- Матерь Божья...
- Иди с бабушкой, внучек!...
Такой диалог состоялся ровно год спустя после описанных выше событий между гурийским дедом и имеретинской бабушкой мальчика. Но это уже была не приемо-сдаточная процедура. Это было бурление двух кипящих кровей, рыданье двух трепещущих сердец. И эта борьба двух равных по силе любви страстей отдавалась в мальчике учащенным биением сердца и соленым комом в горле, холодной испариной и жгучим ознобом, дрожью в теле и болью в груди. Неведомая сила то властно тянула его к бабушке, то мощным толчком бросала к деду. Несколько раз мальчик ощущал острую боль - словно его тело пронзало насквозь раскаленное копье. И все время, пока между стариком и старушкой длился этот странный, горький диалог, мальчика не покидало необъяснимое чувство страха, тревоги, ожидания.
Бабушка встала, подошла к мальчику, обняла его.
- Радость ты моя, свет моих очей, пойдем со мной, подари мне два лишних дня жизни!..
Бабушка плакала, и горячие ее слезы капали на голову мальчика. Выплакавшись, она осторожно привлекала его к себе, но мальчик стоял не двигаясь, стоял, как железный кол, как дерево, глубоко вросшее в землю корнями.
- Иди с ней, внучек, иди со своей старой бабушкой... Налюбуется она тобой, вернешься ко мне... К тому времени и я соскучусь без тебя... А как ты думал? Быть внуком - нелегкое дело! Трудно, трудно быть внуком, особенно внуком таких вот старых развалин, как я да твоя бабушка... Иди с ней, дорогой... А твои топор, заступ, мотыга, давильня, корзина, корова, теленок, коза и свинья никуда не денутся, будут ждать твоего возвращения...
Мальчик слушал, смотрел и удивлялся: топор, мотыга, заступ, корзина валялись в разных концах двора, корова, теленок, коза и свинья были в разных концах двора, - как же дедушка, не видя их, точно указывал рукой именно туда, где находился каждый из названных им предметов и животных?
А дед продолжал:
- Вот твоя сумка, учебники твои - грузинский, история... Что еще у нас с тобой? Пожалуй, ничего. Брюки, рубашка, чувяки на тебе. До Самтредиа топай босиком, иначе чувяки не дотянут до дому. Вот и все... Ну, давай!
Кишварди Ломджария понял, что его внук сейчас превратился в железный кол, в дерево, глубоко вросшее в землю корнями, настолько глубоко, что вырвать его обычными увещеваниями невозможно. Здесь нужен был иной подход. Но какой?
Кишварди Ломджария понял и то, что его внук сейчас стоял посреди заколдованного круга, и притягательная сила двух кровей властно тянула его в разные стороны. Какая из них возьмет верх? Какая кровь победит? Ждать исхода этой борьбы нельзя... Кому-то из них нужно первым перекрыть, перерезать канал, в котором кипит и бурлит взбунтовавшаяся кровь...
И Кишварди Ломджария опередил бабушку:
- Ну чего ты ждешь? Устал я болтать с тобой!
Мальчик испуганно взглянул на деда.
- Иди и не смей оглядываться! Понял?!
Горькую обиду на деда и нежную жалось к бабушке мальчик почувствовал одновременно. Подступившие слезы затуманили глаза, голова безвольно опустилась на грудь, и он не вымолвив ни слова, покорно, словно теленок на веревке, побрел по пыльной чохатаурской дороге за своей дряхлой, сгорбленной, облаченной во все черное бабушкой...
Кишварди Ломджария сидел у камина и ждал, пока в медном котелке закипит вода.
Кишварди Ломджария глядел на огонь и думал. Думал и в то же время старался уйти, скрыться от своих невеселых дум. Но куда человеку деться от собственных дум? Ведь человек не Бог... "Не нужно было отпускать мальчика... Но не смог я устоять перед горем старушки... А теперь сам в ее положении. На той неделе схожу к ней, попрошу вернуть мальчика. Не отдаст, заберу силой... «Какое, скажу, имеешь ты право отнимать у меня мою плоть и мою кровь? Ведь ты не Бог!» Но... ведь она может ответить мне теми же словами?! Ведь я сам тоже не Бог, а всего-навсего простой смертный... Ведь мальчик принадлежит ей так же, как и мне... Вот если бы я был Богом! Ох, трудно, трудно быть человеком, гораздо труднее, чем Богом... Слава Богу, в этом наш спаситель - Иисус Христос - сам убедился... На той неделе пойду к ней, брошусь в ноги... Хотя нет, неделю мне не стерпеть... Пойду послезавтра... Нет, завтра! Завтра же с рассветом отправлюсь в путь... Господи, скорее бы наступило утро!.."
Так думал Кишварди Ломджария, сидя у камина и ожидая, когда в медном котелке закипит вода, как вдруг открылась дверь и на пороге показался мальчик с поникшей головой и перекинутыми через плечо чувяками.
- Слава тебе, Господи! - воскликнул дед.
- Я вернулся, - прошептал внук.
- Я знал, что ты вернешься, - сказал дед.
Потом Кишварди Ломджария налил в медный таз горячей воды из медного котелка и долго мыл уставшие ноги внука. Потом приготовил ему постель на тахте, а сам пошел спать в маленькую каморку...
В полночь старика разбудил голос мальчика:
- Дед, можно мне лечь с тобой?
- Иди, внучек! - ответил старик и придвинулся к стене.
Мальчик лег, прижался к деду.
"Какой он холодный, бедный дедушка!" - подумал внук.
"Какой он горячий!" - подумал дед.
Спустя некоторое время дед спросил:
- А знаешь, что привело тебя ко мне?
- Нет!
- Знай, внучек, кровь тебя привела ко мне, вот что! Кровь - великая сила, внучек!...
Больше в ту ночь они не обменялись ни словом. Ни о чем не думали, ни о чем не говорили.
Дед и внук спали счастливым сном...
Думала и говорила кровь. Но о чем думала и говорила кровь, об этом известно одному Богу!..
"Церковная православная газета", №9-10 (235-236), май 2009 года. Подписной индекс: на русском языке - 96137, на украинском - 96145.