Архиепископ Полтавский и Миргородский Филипп Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Всечестные отцы! Дорогие братья и сестры! Дамы и господа! Сегодня мы собрались на Успенские чтения для обсуждения удивительно важного явления бытия мира - памяти. Может быть, из всех именно это исполнено множества явных и тайных противоречий, сопровождается различными удивительными и таинственными феноменами. О некоторых из них да будет мне позволено сказать сегодня. Примем, что феномен - явление, могущее быть постигнутым на основании опыта. И именно опыт церковной жизни, опыт переживания и вдохновенного осмысления Библии дает нам удивительный по глубине материал для постижения такого явления, как память. Главным из феноменов памяти, как мне кажется, является то, что она в употреблении церковном и мирском фактически представляет собой два разных понятия - как и в отношении к Богу и человеку, она являет два различных уровня отношений. Память - как в психологическом, так в философском понимании - если говорить о ее «человеческом измерении», есть только «запечатление и воспроизведение прошлого опыта, одно из свойств нервной системы, выражающееся в способности накапливать и хранить информацию о событиях внешнего мира и многократно вводить ее в сферу сознания и поведения». Таково школьное определение памяти. Соответственно, для естественнонаучного, антропологического понимания память предусматривает и существование своего антипода - забвения, беспамятства. Священное Писание достаточно часто в отношении человека употребляет слово память именно в таком значении. Но в Библейском богословском словоупотреблении память - не просто «фиксация события с возможностью его воспроизведения» в той или иной форме. Память в Библейском смысле имеет измерение глубоко бытийное и означает некую вневременную причастность одной личности к бытию личности другой, вообще причастность одной личности к иному, причастность бытия - бытию. Более того, этот особенный вид сопричастности причиной своей имеет Бога. Приведем несколько типичных Библейских выражений: «вспомнил Бог о Ное, и о всех <...> бывших с ним в ковчеге; и навел Бог ветер на землю, и воды остановились» (Быт. 8, 1), или: «вспомнил Бог об Аврааме и выслал Лота из среды истребления» (Быт. 19, 29), также: «вспомнил Бог о Рахили, и услышал ее Бог, и отверз утробу ее» (Быт. 30, 22). Разумеется, подобные высказывания относительно «Бог вспомнил» не имеют ровно никакого отношения к мирскому пониманию памяти и его человеческому измерению. Мы не можем дерзать думать, что Бог до этого «забыл» о Ное, «не помнил» Авраама, или «позабыл» о Рахили - не можем, потому что Церковь убеждена во всеведении Господа и Его всегдашнем памятовании о человеке как о венце Своего творения. В данном случае мы говорим о некотором особенном попечении Божием, о движении любящего Бога, изливающего Свои щедроты на Свое творение. Бог «вспоминает» о чем-то - то есть Бог являет Свое особенное попечение, действие Своего Промысла в отношении какого-либо из творений Своих. Святитель Иоанн отмечает: «Будем, возлюбленные, понимать эти слова богоприлично, а не в том грубом смысле, в каком свойственно понимать их немощной нашей природе. Это выражение - «Вспомнил», по отношению к неизреченному существу Божию, недостойно, но в рассуждении нашей немощи употреблено прилично. Что значит «вспомнил»? То есть умилосердился Бог над праведником, жившим в ковчеге; сжалился над ним, когда он был в столь тесном и трудном положении, и не знал, чем окончатся его бедствия <...> Не без причины Божественное Писание сказало: «И вспомнил»; но так как оно выше показало нам свидетельство о праведнике Самого Бога, сказавшего: «Войди <...> в ковчег, ибо тебя увидел Я праведным предо Мною в роде сем (Быт. 7, 1)», поэтому теперь говорит: «И вспомнил Бог Ноя», то есть, вспомнил о свидетельстве, которое Сам сделал о нем, и не оставил надолго праведника без внимания, но помедлив дотоле, пока тот мог вынести, наконец дарует ему свою благодать». Древнееврейское слово «вспомнил» подразумевает, действительно, не просто воспоминание в его человеческом измерении, но также и действие, основанное на предшествующем обязательстве (Быт. 9, 15; 19, 29; 30, 22; Исх. 2, 24; 7, 6; Лк. 1, 72-73), - не просто воспоминание в его человеческом понимании. Глубокое библейское слово имеет множество оттенков - это и «упоминание», и «именование», и «оценка», и «внимание», и «возвещение». По сути, речь идет о глубинной, внутренней сопричастности Того, Кто воспоминает тому, кто воспоминается. «Что [есть] человек, что Ты помнишь его», - восторженно вопрошает Псалмопевец Господа [Пс. 143. 3]. И в вопросе слышится удивление отнюдь не хорошим уровнем памяти Божественного Собеседника - пророк поражен тем, что Бог «обращает внимание» на сына человеческого. Псалтирь полна словом «память», как в различных формах, так и в виде производных. Вот пророк просит «Вспомни, Господи, Давида и все сокрушение его» (Пс. 131, 1). Приводя на память обетования Господни, надеется вдохновенный писатель на милость от Господа к сынам Давида. Здесь и упование на то, что Бог не просто вспомнит, но - исполнит Свои обетования. А вот Псаломпевец гневно требует: «Припомни, Господи, сынам Едомовым» - по-славянски: «Помяни, Господи, сыны Едомския» (Пс. 136. 7). Этим - говорит блаженный Феодорит Кирский - пророк суд иудеев предоставляет Богу. Не «отомсти» просит, но именно «вспомни» - что для Псаломопевца и означает свершение воли Божией. В Евангелии есть и удивительный случай глубочайшего богословствования, явленный благоразумным разбойником. «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое» (Лк. 23, 42). Так просит преступник, оказавшийся рядом со Страдающим Богочеловеком. Хотя и не имеющий богословского образования, да и вряд ли разбирающийся в тонкостях веры, недавний злодей, однако, прекрасно осознает: он не имеет права не то, что требовать - даже просить о помиловании. Разбойник понимает, что для него нет ни в каком законе права на дерзость просить у Бога спасти его, величайшего грешника. И грешник находит удивительные слова для просьбы: Помяни. Ты, Господи, - как бы говорит этот человек - только найди в Своем Божественном и исстрадавшемся сердце уголок для меня, вспомни обо мне. Не просит взять с Собой в Царство - но вспомнить. Здесь мало слов, но много смысла. И Спаситель прозирает просимое - Он дарует разбойнику как бы воплощение его мечты, воспоминает его - и дарует Свое Царство - обещая уже сегодня пребывание в раю. Итак, только память Бога уже творит чудо, и разбойник наследует рай. Епископ Михаил (Лузин) отмечает: «Можно представить, что значило для страждущего Господа такое слово, как слово разбойника благоразумного. Ответом Господа на все, что говорилось в это время около Него, было молчание; но это слово разбойника вызвало соответствующее высоте его слово и Господа: Ныне же будешь со Мной в раю. Господь обещает покаявшемуся исповеднику Своему нечто высшее и большее того, чего он просил, столь высокое, чего не мог ни ожидать, ни просить исповедник». И здесь видим памятование, превосходящее Ветхозаветное. Там Бог вспоминал благих - то есть, по слову Златоуста, милосердовал над праведниками (Ноем, Авраамом, Рахилью). Здесь же память Бога - Его милосердие - простирается над грешниками: разбойником, блудницей, прокаженным. В отличие от Бога человек как помнит, так и не помнит - тому примерам служат не только указанные слова, но и другие горькие примеры из Писания, как например, следующий: «и не вспомнили сыны Израилевы Господа Бога своего, Который избавлял их из руки всех врагов, окружавших их» (Суд. 8, 34). Действительно, на протяжении всей истории - и не только священной истории ветхозаветной, но и доныне - сыны человеческие, в том числе принадлежащие к Новому Израилю, упорно не вспоминают Господа, Бога своего, Который избавляет их из руки врагов, действительно помня Свое творение и памятуя Свои к падшему Адаму обетования. В рассказе о промысле Божием, совершаемом чрез прекрасного Иосифа читаем: «На третий день, день рождения фараонова, сделал он пир <...> и вспомнил о главном виночерпии и главном хлебодаре» (Быт. 40, 20), - напротив, «не вспомнил главный виночерпий об Иосифе, но забыл его» (Быт. 40, 23). В первом случае «вспомнил» в значении совершенно механическом (фактически, «поднял» - извлек - из памяти) - в другом «не вспомнил» именно в смысле попечения (том самом, о котором говорится в ранее приведенных цитатах о «памятовании» Божием). Как удивительно в одном рассказе переплетается два понимания памяти - низменно-механическое и возвышенно-провиденциальное. И - отметим - всякий раз, когда человек приближается к богоподобному состраданию к ближнему, он становится способным к особенной памяти, свойственной Богу - любящей, терпящей, милующей. Напротив, при отсутствии сострадания и любви вся память о ближнем только-то и состоит в механическом «поднятии из памяти». Для человека воспоминание о ком-то или о чем-то - только обращение к памяти для «введения в сферу сознания и поведения». По сути дела, воспоминание о явлении свидетельствует о важности происходившего; напротив, забвение - о невостребованности, непризнанности. И, разумеется, дело тут вовсе не в физиологических механизмах, вовсе не об истощении памяти, амнезии или гипомнезии, говоря языком медико-психологическим. Однако и вспоминая, человек все равно не испытывает глубинного сродства к субъекту или объекту, на который воспоминания направлены. Как бы ни была глубока память, как бы ни был дорог воспоминаемый воспоминающему - они так и остаются, хотя и связанными, но не едиными, в бытийном измерении. Единственное исключение - человеческие эмоции, которые могут быть вновь пережиты - которые, таким образом, можно вспомнить. «Я вспомнил те чувства» - значит, вновь соприкоснулся, снова пережил мгновения любви, ненависти, восторга или отвращения. Человек, забывая о чем-то, может сделать это как бы ненароком, действительно вследствие ошибок физиологического плана. Забвение же о Боге имеет природу более духовную. И следует обратить внимание на то, что воспоминание человека о Боге вызывает важнейший феномен, который можно условно охарактеризовать как богоуподобление. В чем его смысл? Преподобный Исаак Сирин говорит: «Водружение нами в себе памятования о Боге есть вселение в нас Бога». Таким образом, вследствие этого вида памяти в человеке возникает явление, превосходящее человеческое естество: Бог, «помня» что-либо, приходит к воспоминаемому и благотворит ему; так и человек, воспоминая Бога, привлекает Его к себе. Ни с чем более не возникают отношения духовного сродства, только у Бога с тем, что Он воспоминает. Но и человек, созданный по образу Божию, когда вспоминает Бога, устанавливает между своей богообразной душой и Первообразом особенное сродство. Это и называет преподобный Исаак «вселением» Бога в человека. Церковь, молясь об усопшем, возглашает ему «Вечную память». Этим выражается общецерковное мнение о том, что пребывание в памяти есть сродство бытийное - потому церковная «Вечная память» есть и пожелание неотторгаемого пребывания усопшего в Церкви, и одновременно того, чтобы и Сам Бог всегда - вечно - помнил о усопшем. Так именно помнил, как помянул благоразумного разбойника. В чине венчания Церковь, торжествуя, просит Господа, чтобы молодожены сподобились спасительных благословений Божиих по подобию Ветхозаветных праведников. А об усопшем молимся мы, чтобы его помянул Господь, теперь уже не осудив за грехи и снова явив милость Свою: «Вечная память». Сего испрашивает любящая Мать-Церковь для усопшего своего чада - живого перед лицом Божиим. Вообще же память Церкви удивительно связывает прошлое с будущим, настоящее и временное с вечным. На Божественной литургии Церковь воспоминает не просто бывшее и совершившееся ради нашего спасения, но и будущее. Итак, память - особое явление, выходящее за рамки просто «хранения и извлечения информации». Она - свидетельство общения внутри Церкви, единства в Боге и вечности Его любви. Потому истинная память возможна только в Боге и Церкви. Потому всегда так глубоки слова Писания и молитв, говорящие о Памяти. Потому такими далекими от истины порой кажутся избитые фразы вроде «любим, помним, скорбим», или «память о N навсегда сохранится в наших сердцах». Человек - увы! - причастен времени, и потому скоро уходит с лица земли. И те, кого помнили по человеческим меркам, через двадцать или двести лет совершенно уходят из человеческой же памяти. Но для Бога - перед лицом Которого ни одна из малых птиц не забыта - этой проблемы просто не существует. И Бог, помнящий всех, и любящих всех, не просто хранит информацию о творении, но печется и промышляет обо всем. Во времени и вне времени память в Боге объединяет расстоящаяся в мире, преводя из времени в вечность. Завершая выступление, хотел бы пожелать всем нам доброй памяти друг о друге - во всех ее проявлениях. И Господь да помянет нас во Царствии Своем! | |
|